Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем, однако, его освободили, и Медиа спросил, как он прочувствовал применение своей теории и всё так же ли он без ума от старого Бардианны? На что, надменно поправив свою одежду, Баббаланья ответил:
– Сила, мой господин, совсем не аргумент, хотя она одолевает любую логику.
КОНЕЦ ПЕРВОГО ТОМА
Том 2
Глава I
Марамма
Теперь мы плыли прямо к Марамме, где жил и правил в сакральной атмосфере Высший Римский Папа смежных островов: принц, священник и бог в одном лице, великий суверен для многих королей в Марди, руки которого полностью владели скипетрами и посохами.
Вскоре после того, как мы обогнули высокий, выдающийся в море берег, в поле зрения возник большой центральный пик острова, возвышавшийся над соседними холмами, – та самая устремлённая вершина, замеченная ещё с «Серны» при приближении к архипелагу.
– Высочайший пик Офо! – вскричал Баббаланья. – Он нависает так, что его тень выглядит как наседка над Марди, бросающая новые тени на пятна, уже окрасившие склоны; тень на тень!
– Ведь дело обстоит так, – сказал Иуми с сожалением, – что, где падает его тень, там отказываются расцветать весёлые цветы; и люди, долго живущие там, становятся тенями по облику и в душе. «Вы, кажется, вышли из теней Офо?» – спрашивают незнакомца, если у него мрачные брови.
– Именно с этого же самого пика, – сказал Мохи, – великий небесный грешник, ловкий бог Роо, когда-то очень давно спустился с небес. Три скачка и прыжок, и он приземлился на равнину. Но, увы, бедный Роо! Хотя спуск был лёгким, не было никакого восхождения назад.
– Не удивительно тогда, – сказал Баббаланья, – что этот пик недоступен для человека. Хотя со странным безумным влечением многие всё ещё совершают паломничества к нему и устало поднимаются и поднимаются, пока не сорвутся со скал, и падают головой вниз и часто гибнут у его подножия.
– Да, – сказал Мохи, – напрасно по всем склонам пика опробованы различные пути; напрасно новые тропы проложены через утёсы и кусты: Офо всё же остаётся недоступным.
– Однако, – сказал Баббаланья, – некоторые верят тому, что те, кто посредством тяжёлого напряжения поднимаются так высоко, становятся невидимыми с равнины, и в то, что этого состояния они достигли на вершине; хотя другие сильно сомневаются, является ли их невидимость следствием падения и гибели на этом пути.
– И почему, – сказал Медиа, – вы все, смертные, предпринимаете восхождение? Почему бы не остаться на равнине? И даже если бы вы достигли вершины, то что делали бы вы на той высоте, покрытой облаками? И как надеетесь вы дышать там разрежённым воздухом, не подходящим для ваших человеческих лёгких?
– Истинная правда, мой господин, – сказал Баббаланья, – и Бардианна утверждает, что одна лишь равнина была предназначена для человека, который должен быть доволен жизнью в тени её деревьев, хотя их корни спускаются в земную темень. Но, мой господин, вы хорошо знаете, что есть люди в Марди, кто втайне считает все истории, связанные с этим пиком, выдумками людей Мараммы. Они отрицают, что любое пожелание можно исполнить, совершив паломничество сюда. И для гарантии они обращаются к высказываниям великого пророка Алмы.
Тут вскричал Мохи:
– Но Алма также цитируется и другими защитниками паломничества в Офо. Они объявляют, что сам пророк был первым паломником, кто туда пришёл, и что отсюда он отбыл на небеса.
Теперь, за исключением этого же самого пика, Марамма – весь холм и вся долина были похожи на море после шторма, которое теперь вроде не катится, но стоит, с портящими его горами. Всё же пейзаж Мараммы лишён весёлости лугов частично из-за тени Офо и частично из-за тёмных рощ, во мраке которых и скрывались храмы.
Согласно Мохи, ни единого плодоносного дерева, ни одного съедобного корня не росло на всём острове, а население полностью зависело от большой дани, привозимой с соседних берегов.
– Всё так и обстоит не оттого, что почва неплодородна, – сказал Мохи. – Она чрезвычайно плодородна, но жители говорят, что было бы неразумно высадить плодоносящий сад из хлебных деревьев на священном острове.
– И следовательно, мой господин, – сказал Баббаланья, – в то время как другие заняты созданием своего временного благосостояния, эти островитяне не думают о завтрашнем дне, и широкая Марамма лежит посреди плодородных отходов лагуны.
Глава II
Высадка
При подходе к острову флажки и атрибуты наших каноэ были удалены, а Ви-Ви было приказано спуститься с акульего рта и на какое-то время отложить в сторону его раковину. В символическом почтении наши гребцы также разделись до пояса, их примеру последовал даже Медиа, хотя, как королю, в своё время этот же знак уважения отдавали ему самому.
В любом месте, посещённом к настоящему времени, радостные толпы были готовы приветствовать наше прибытие, но берега Мараммы были тихи и безлюдны.
Баббаланья заметил:
– Место выглядит покинутым.
Потом мы высадились в небольшой бухте возле долины, которую Мохи называл Ума, и здесь в тишине втащили наши каноэ на берег.
Но затем там появился старик с бородой, белой, как грива бледной лошади. Он был одет в длиннополую рубаху и обмахивал себя веером из увядших листьев. Ребёнок вёл его за руку, поскольку он был слепым и носил на своём морщинистом лбу зелёный лист подорожника.
К нему обратился Медиа, упомянув, кем мы были и с каким заданием прибыли: искать Йиллу и посмотреть остров.
После чего Пани – таково было его имя – оказал нам учтивый приём и раздал щедрые обещания обнаружить красавицу Йиллу, объявив об этом в Марамме на случай, если где-либо давно потерянная дева будет найдена. Он гарантировал нам, что всюду, по всей земле, он проведёт нас, зная немало мест, желательных для поиска и пока неизведанных.
И, сказав это, он провёл нас к своему жилью для сна и отдыха.
Оно было большим и высоким. Поблизости, однако, было много несчастных лачуг, покинутых обитателями. Но жилище старика было чрезвычайно удобно, особенно изобиловало циновками для отдыха; его стропила были увешаны калабасами для увеселения.
Во время последовавшей трапезы слепой Пани, свободно в ней участвуя, поставил себе в заслугу воздержание, объявив, что солома для кровли и кокосовый орех составляют всё, что необходимо для постоянного благосостояния мардиан. Больше, чем это, он уверял нас, было бы греховно.
Затем он сообщил, что исполняет обязанности проводника в этой части страны и что он отказался от всякого другого занятия, дабы посвятить себя показу острова паломникам, и, зная лучший способ подняться на высокий Офо, потребовал вознаграждения за свой тяжёлый труд.
– Мой господин, – прошептал тогда Мохи Медиа, – великий пророк Алма всегда заявлял, что этот остров свободно и без оплаты открыт для всех.
– Что ты желаешь получить, старик? – сказал Медиа Старцу.
– Я жду всего лишь мелочи: двадцать рулонов прекрасной таппы, две рубчатых циновки из лучшей нагорной травы, одно гружёное каноэ с плодами хлебного дерева и клубнями ямса, десять тыкв вина и сорок рядов зубов. Вы – большая компания, но эта плата за мой труд невелика.
– Совсем невелика, – сказал Мохи.
– Ты – грабитель, добрый Пани, – сказал Медиа. – И зачем нужны такому старому смертному, как ты, все эти вещи?
– Я думаю, что излишки бесполезны, нет, греховны, – сказал Баббаланья.
– Не кажется ли, что твоё жильё более чем обеспечено всем необходимым? – спросил Иуми.
– Я всего лишь скромный труженик, – сказал старик, кротко скрестив свои руки, – но разве самый непритязательный работник не испрашивает и не получает своё вознаграждение? И я пропущу своё? Но я не прошу лишь одного милосердия. То, что я прошу,